–     Ара, сукин ты сын, ты что, хотел растерзать меня? Очень жаль, что Аванес лишил нас удовольствия кончить с тобой раз и навсегда. А то я бы с тобой расквитался.

–     Ара, гидгел ума бедг? Химе диранч гылхын инеч хахберенг вор аски лусилни.  (Ара, незачем их прикончить. Лучше разделаемся с ними по-своему). – сказал Мовсес, и что-то шепнул ему на ухо. Мовсес вернулся в хлев и вытащил оттуда двух молодых женщин, толкая их дулом оружия. Их раздели до гола и привязали к стволу деревьев в отдельности.

–     Эй, сволочи, подлецы, трусы! Вы кому это демонстрируете свою силу, слабым женщинам?! – кричал Джавад, пытаясь вырваться из верёвки, -  Если у вас хватает смелости, то отвяжите меня, и я вам покажу, как глумиться над слабыми! Ведь это не они, а я хотел растерзать тебя. Если хотите срывать свою злость, то срывайте её на мне! Отвяжи мои руки, мерзавец, отвяжи!

–     Не трогайте их, подлецы, не трогайте! Оставьте их в покое! Ну, ничего, мы вам еще покажем!  - кричал солдат. Они оба чувствовали, что у них больше нет сил смотреть на те унижения, которым подвергались девушки во вражеском пристанище. Женщины мёрзли от холода. Армяне их не тронули. Мовсес взял вёдро и пошёл за водой. Ни Джавад, ни солдат не могли понять их намерений. В течение каких-то пятнадцать минут произошло то, чего человеческий разум отказывается понять и простить. Мовсес вылил холодную воду с головы до ног на этих женщин, и они начали замерзать.

–     О, Ал..лах.., как…холодно. – кричали они, кожа которых посинела от мороза.

–     Ну, посмотрите, посмотрите на этих женщин. – сказал Мовсес, смеясь от радости. - Посмотрите внимательно, ведь они же были вашей честью. Ну что стоите, замерзла же ваша честь, теперь придется его размораживать. Вы же угрожали нам. Ну что же, мы ждем, не дождемся этого.

Недолго длилось мучение женщин. Через двадцать минут у них остановилось сердце. Они скончались, опуская голову на плечи. Армянские боевики развязали Джавада и его соотечественника, загоняя в хлев с применением силы. А вечером, когда Мовсес зашёл туда  в пьяном состоянии, то он сразу же обратился к Джаваду.

–     Ара, сукин ты сын, вставай! У Аванеса идет кровь. Иди и обработай его рану. – сказал он, швыряя доктора как какую - то вещь. Джавад стоял у порога и еле – еле волочил ноги. Аванес, увидев доктора, воскликнул;

–     Ара, сын солнечного края, проходи и присядь рядом.

А когда Мовсес толкнул его, то Аванес в свете лампы заметил, что доктора сильно избили. 

–     Ара, драхит дес дыган инче гари. (Ара, разве я не говорил тебе, что не надо его трогать? Посмотри, он еле держится на ногах). – рассердился Аванес.

–     Менг негавортенк, дес ес шуне Саркиси годеле кичела. Инкч мези стипила.  (Сам виноват. Посмотри, как он искусал ногу Саркиза. Он сам вынудил нас делать это). – возразил Мовсес.

–     Ара, ты что, ищешь для себя смерти? Не можешь вести себя спокойно? – обратился  Аванес к доктору, качая головой. Джавад не хотел разговаривать с врагом «родины». Он торопливо заменил перевязку.

–     Я закончил свое дело, теперь пришла твоя очередь бороться за жизнь. – сказал Джавад, хромая подходя к двери.