–     Рена, ты только послушай, видишь, опять в республике начались беспорядки. Люди даже в ночные часы отказываются идти домой, объявляют голодовку. Как будто умышленно покушаются на свою жизнь, а правительству море по колено.

–     Эх, Вахид, это всё политика, – ответила Рена, - И разбираться в нёй должно правительство, а не мы. Ты лучше думай о своей дочери. Завтра, если споткнется и упадёт, то как нам объяснить всё это своим родственникам и знакомым?

–     Говоришь весьма пламенно, что она опять натворила? – спросил Вахид, убавив звук  радиоприёмника.

–     Хорошо, что хотя бы я время от времени извещаю тебя о ней. Вижу, что тебя, в последнее время, ничего не волнует, кроме политики.

–     Рена, это не политика, а наше национальное горе. – воскликнул Вахид, осуждая её за материнской эгоизм, который на фоне своей беды не замечала главного.

–     Ты лучше справляйся со своим горем, а уж потом, призадумаешься о горе народном.

–     Полагаю, что и сегодня мне придется выслушать твою бесконечную жалобу. – покачал головой Вахид.

–     Всё время твердил, что не надо вмешиваться в личную жизнь дочери. Ну и чем же это закончилось? Между прочим, она не только рассталась с Джавадом, но и ночами болтает по телефону с каким - то парнем, а их-то познакомила не кто иная, как это развратница Назрин. Что можно лучшего ожидать от таких людей? А он настолько запудрил её мозги, что она даже забросила учёбу. Только богу известно, может, и встречаются, только я не в курсе дела. Боюсь, как бы она, в конце – концов, совсем не потеряла голову из - за него. А ты тоже хорош, даже и не вспоминаешь про того, что и у тебя есть дочь. А может, тебе поговорить с ней и попытаться как - то подействовать на неё? Ну до каких пор ты собираешься оставаться в стороне от воспитания своей дочери? Она же должна перед кем - то робеть. Пойми, не слушается она меня, да и у меня тоже иссякли силы от этой борьбы. – заплакала Рена.